Прямой репортаж (СИ) - Денисова Ольга

Джим колебалась, стоит ли вставлять в материал многократно упомянутый другими детьми факт: Том защищал Лиз… Стоит ли так унижать девочку в глазах миллионов зрителей? Забавно: дети говорили об этом с некоторой робостью, а то и с напускным возмущением, но не настолько хорошо они умели притворяться — у большинства этот факт почему-то вызывал восхищение и зависть. Должно быть, опекуны-психологи удовлетворились лишь тем, что зависть к Лиз испытывали преимущественно мальчики…

Джим вспомнила вдруг слова Хильди: «На этот раз негодяй от нас не уйдет!» Верней, не столько ее слова, сколько мурашки, прошедшие по спине от ее слов. Пятьдесят два процента «цисгендерных баб», Джим была уверена, клюнули именно на эти слова — и только после них заметили и рост, и силу, и бычью шею кроссдрессера… Животный инстинкт, доставшийся человечеству от далеких предков: потребность в защищенности.

Главные страницы личных дел пропавших ранее мальчиков тоже имели красные пометки. Первым был Саша Новак, инопланетник, сын беженцев с Дикой луны, он прожил в сообществе всего около года — неудивительно, что ему было трудно переосмыслить свои стереотипы и принять традиции Метрополии. Сам факт, что он воспитывался в гетеросексуальной семье, накладывал на мальчика отпечаток. И ничего странного в его ярко выраженной гендерности (по тестам зашкалившей) Джим не увидела — на Дикой луне живут дикие люди, не признающие равенства полов, с пеленок навязывающие своим детям гендерные стереотипы.

Второй ребенок, пропавший через месяц после первого, Франц Карлос, имел не только пометку выраженной гендерности, указание на дурную наследственность, но и клеймо «Альфа». И если красные метки требовали лишь легкой переориентации, то клеймо альфа-самца предполагало генетическую патологию — поведение можно скорректировать, но порченный ген никуда не денется. Впрочем, вряд ли Франц, когда вырастет, будет сильно страдать от того, что не может стать донором спермы. Джим осеклась: если вырастет…

Третий мальчик, как и Том, проявлял агрессию, но не к ровесникам, а ко взрослым (а кроме того — аутоагрессию и нездоровый альтруизм) и имел смещенную систему ценностей: его не заботило собственное будущее, он чуть ли не еженедельно менял профориентацию (и это за месяц до Посвящения!), а потому не успевал ни по одному предмету.

Никто из четверых пропавших мальчиков ни разу не выразил желания сменить пол, все четверо имели заметную потребность в повышенной физической нагрузке — от того, должно быть, и были крепкими ребятами. Все четверо одевались в гендерно-нейтральную одежду, имели русые волосы и светлые глаза, всем было около десяти лет. Наверное, аналитики еще по пути сюда определили сексуальные пристрастия серийного маньяка — вряд ли Джим откроет что-то новое своей наблюдательностью. И похоже, серийный маньяк был истинным гомосексуалистом-педофилом. Но Лиз? Почему на этот раз маньяк похитил и девочку?

Джим похолодела, когда поняла, что девочка убийце не нужна, он был вынужден взять и ее тоже, потому что иначе вызвал бы подозрения Тома. И если он не высадил ее из турбокара живой и невредимой, то Лиз, скорей всего, уже мертва…

Когда они с Ким заканчивали монтаж (устроившись на ступеньках крыльца учебного корпуса), к ним неожиданно вышел Эрнст Рено и окинул Джим скептическим взглядом. Джим могла бы ответить ему тем же: она никогда не любила истинных трансгендеров. Эрнст же явно потеплел, переключив внимание на Ким. Ким, мальчик-девочка, своей миниатюрной спортивной фигуркой привлекала любой пол и любому полу была готова ответить взаимностью.

— Не подумайте, что я чиню препятствия журналистскому расследованию… — начал Эрнст не вполне уверенно, но глаза его показались Джим холодными и… опасными. — Но я настоятельно прошу в репортажах не упоминать слово «Посвящение». Это может помешать нам остановить убийцу.

Вот как? Однако! Джим не обратила внимания, что все пропавшие дети исчезли до Посвящения, а не после. До переориентации — ведь всем пятерым (а не четверым вовсе) грозила переориентация. Что ж, Эрнст, это ты сказал напрасно…

— Давайте так: я буду придерживаться этого лишь до тех пор, пока не буду уверена, что сказанное действительно помешает остановить убийцу, а не наоборот… — уклончиво ответила она. — Вы можете что-нибудь сообщить о ходе расследования?

— Новости есть у Хильди — она сама расскажет. А у нас то же, что и у вас: истинный гомосексуалист-педофил.

— Значит ли это, что девочки уже нет в живых? — спросила Джим (Ким предупредительно включила мультикамеру и выпустила один дрон).

Эрнст фальшиво свел брови домиком и ответил:

— Это весьма вероятно. Преступнику трудно незаметно везти и одного ребенка, а двоих — это просто нереально.

— Скажите, почему три предыдущих похищения так и не были раскрыты? Насколько мне известно, именно ваша группа занималась поиском маньяка.

Эрнст пустился в долгие и неоригинальные пояснения об отсутствии связи между преступником и жертвами, помянув закон, защищающий права личности, в том числе право снимать наручный комм. Напомнил, что, пока не найдены мертвые тела, детей будут считать живыми, но, по его мнению, найти трех ранее пропавших мальчиков маловероятно. И хотя Метрополия просторна и на ней немало укромных уголков, удерживать детей живыми преступнику было бы слишком трудно.

На крыльце появилась Хильди, и Джим незаметно поманила ее пальцем.

— Хильди, мы беседуем о расследовании серийных убийств. Ты не хочешь что-нибудь добавить к нашему разговору?

Та пригладила короткую юбку и одним пальцем подправила прическу. Прокашлялась и кивнула Ким.

— Сначала о полицейском расследовании. — Она выразительно глянула на Эрнста с высоты своего роста. — Система безопасности торгового центра, где был найден темно-синий Лонли, засекла человека, который из него вышел. К сожалению, лишь со спины: преступник будто нарочно ни разу не повернулся лицом к объективам дронов.

Ким немедленно дала скан преступника в эфир — Джим ожидала чего угодно, только не этого: похититель был высоким крепким загорелым парнем в майке. А Хильди продолжила:

— Отсутствие лица затрудняет анализ 3D-записей, но теперь мы точно знаем, что к Лонли преступник не возвращался. Стоянку он покинул пешком. Очевидно, детей в Лонли уже не было. Обратите внимание: внешность преступника расходится с предположениями наших коллег из планетарного бюро.

Хильди еще раз с торжеством взглянула на Эрнста, но тот даже не повел бровью.

— Телосложение преступника лишь на шесть процентов эндоморфно, на сорок он экдоморф и на пятьдесят четыре — мезоморф. Наиболее вероятный возраст преступника — около двадцати четырех лет, его тело находится в конечной фазе роста. Кроме того, и без цифрового анализа можно предположить, что перед нами редкий экземпляр цисгендерного мужчины.

Да уж, на месте похитителя Джим остереглась бы носить столь вызывающую одежду… Впрочем, на своем месте она тоже при каждой возможности одевалась нарочито женственно. Никакой тотал-трансгендер никакой тренировкой не смог бы сделать себе таких бицепсов, не говоря о столь свободном развороте плеч. Жаль, черт возьми, что интересные мужики всегда или кроссдрессеры, или маньяки-педофилы…

— Что вы на это скажете, Эрнст? — подначила Джим.

Тот спокойно пожал плечами и ответил без улыбки:

— Скорей всего, преступник просто попросил незнакомого парня поставить турбокар на стоянку. Но следует помнить, что мы говорим о наиболее вероятном портрете преступника, на деле он может оказаться совсем не таким, как мы его себе представляем.

— Хильди? — подтолкнула Джим.

— На руке у человека, покинувшего темно-синий Лонли, не было комма.

— Комм он мог держать в кармане лишь для того, чтобы иметь ровный загар на запястьях… — заметил в ответ Эрнст. Эта мысль в голову Хильди, столь озабоченной своей внешностью, не пришла — она поглядела на собственное запястье с досадой. И Джим почему-то решила, что парню в зеленой майке тоже не приходила в голову мысль о ровном загаре на запястьях… А хорошо бы он оказался простым цисгендерным парнем, а не маньяком-педофилом: Джим почувствовала с ним некоторое родство душ — он тоже не боялся носить майку и джинсы, как она не боялась иногда надевать платья и красить глаза.